Вдыхая приятный запах распаренного зерна и оливкового масла, Клеон вспомнил про Льва. Губы мальчика задрожали, и на глаза навернулись слезы.
— Что ты вздыхаешь так грустно? Разве каша невкусная?
Не желая напоминать Фабии о гибели Льва, Клеон сказал:
— Я ищу одного друга и не могу найти. Он ушел к Спартаку в ту ночь, когда гладиаторы спустились с Везувия.
— А как зовут твоего друга?
— Не знаю. Его называли просто Галл. Он обещал мне сказать свое имя и не успел.
— Найти человека без имени здесь почти невозможно. Но давай все-таки посмотрим старые книги. Раньше их вел другой писец. Потом его убили… — Фабия развернула свиток, испещренный кривыми столбцами надписей. — Сколько лет твоему другу?
— Он года на четыре старше меня, госпожа, — ответил Клеон, почтительно глядя на свиток.
— Сколько раз должна я повторять тебе одно и то же? — рассердилась Фабия. — Запомни раз и навсегда: меня зовут Фабия, я твой товарищ по оружию… Вот приблизительно подходящие галлы: они пристали к нам в те дни. — Фабия вела пальцем по списку, бормоча: — Тридцать лет… сорок… Не годится. А вот это, пожалуй, и твой друг: Кастик, сын Каманталеда, семнадцати лет… Пакат… сын…
В палатку заглянул воин, который привел Клеона.
— Спартак приказывает Фабии немедленно идти на военный совет, — объявил он. — И еще Спартак сказал, чтобы Фабия взяла с собой дощечки для письма.
Фабия отложила свиток.
— В другой раз мы продолжим поиски твоего галла, — сказала она. — А пока поброди по лагерю — может быть, встретишь своего друга… Когда доешь кашу, котелок поставь на тот камень и не забудь его перевернуть, иначе налетит столько мух, что в палатке не останется места для меня! — Фабия рассмеялась своей шутке и, махнув на прощание рукой, убежала.
— Фабия! — бросился за нею Клеон. — А как я?.. Спартак приказал мне вернуться, как только я поем…
— Ты же слышал: там военный совет! — крикнула она. — Поброди пока по лагерю.
Клеон, доев кашу, отправился на поиски Галла. Он шел вдоль «преторской» улицы, удивляясь, как похож лагерь рабов на римский. Только кожаных палаток еще не хватало на всех, много попадалось и полотняных. Хоть лагерь построили всего несколько дней назад, «улицы» его уже успели вытоптать; зато между валом и палатками было полно цветов и травы — признак, что воины Спартака не отступали перед неприятелем, и лагерь не подвергался осаде, иначе защитники вала смяли бы траву. Клеон взобрался на вал и заметил невдалеке холщовые палатки маркитантов. Стоянка их была расположена между лагерями Спартака и Вариния Глабра, и Клеон заключил, что они торгуют с обеими воюющими сторонами. Над римским лагерем поднимался дым погребальных костров. В лагере рабов кипела работа, и Клеон с гордостью думал, что каждый из этих мужественных людей теперь ему друг и брат.
Он шел по обложенному дерном валу, с восхищением рассматривая укрепления: по углам возвышались деревянные башни, а на некотором расстоянии один от другого стояли высокие плетеные щиты с зубцами поверху, за которыми во время осады могли прятаться воины.
Но вот Клеон наткнулся на охрану вала, и стража приказала ему живо спуститься вниз, пригрозив, «если он еще раз попадется, проучить так, чтобы он на всю жизнь запомнил». Клеон обиделся, но не стал ввязываться в спор: все равно никто из солдат не поверил бы, что он не какой-нибудь мальчишка из обоза, а друг Спартака. Смерив часовых презрительным взглядом, Клеон сошел с вала.
Вокруг было множество воинов, но Галла среди них не было.
Клеон добрался до задних Декуманских ворот. На поле, за лагерем, рабы обучались боевому строю римских легионов. Когорты, построенные в три ряда, наступали на другие, защищавшиеся и также стоявшие в три линии; каждая когорта заднего ряда могла войти в промежуток между передними и образовать с ними, в случае надобности, единую линию нападения и защиты. Последний ряд был резервом, вступавшим в бой только в решительную минуту, чтобы определить исход сражения.
Они шли на «врага» ровным шагом, потом переходили в бег, в противника летели копья; обе «сражающиеся» стороны обнажали мечи, завязывалась рукопашная схватка…
А в стороне воины нового пополнения упражнялись в метании дротика, стрельбе из лука, учились рассекать мечом соломенное чучело и, стреляя из пращи, сбивали со столбов глиняные горшки.
Клеон пожалел, что плохо знает в лицо рабов Станиена; ему тоже хотелось поупражняться в стрельбе из лука и метании копья, но, помня, как обошлась с ним охрана вала, он не решился выйти за ворота. Он был рад, что отсюда его хоть не гнали. Но долго смотреть на военные упражнения, не принимая в них участия, надоедает, особенно если не с кем поделиться впечатлениями. И Клеон вернулся в лагерь.
На этот раз он направился к тому месту, откуда был слышен стук молота и металлический звон, и вскоре вышел к обозу — вернее, к огромной мастерской: в наскоро сложенных горнах переплавляли здесь цепи и разную домашнюю утварь, собранную в соседних имениях; звенели наковальни, на которых кузнецы ковали оружие; оружейники обжигали на кострах колья, чтобы придать им крепость железных дротиков. Некоторые, сидя в стороне, плели из ивняка и виноградных лоз щиты и обтягивали их кожей. У повозок с травой стояли лошади. Их ржание, блеяние овец и крики ослов смешивались со стуком молотов и звоном наковален.
«В этом лагере нет бездельников, играющих в кости», — подумал Клеон. Ему стало весело от грохота и звона и не хотелось уходить отсюда. Но и стоять без дела было неловко, и он обрадовался, услышав, что кто-то его зовет.